Новороссия исторически сложилась как антитеза гуманитарной архаике. Это колыбель русской индустриализации, где была построена самая мощная в мире ракета и создан самый надежный в мире самолет. По стечению объективных обстоятельств именно этой земле невозможно стать частью псевдо-европейского этнографического диснейленда. Об этом мы беседуем с председателем Парламента Новороссии Олегом Царевым.

— Олег Анатольевич, вы, можно сказать, «технарь», ставший политиком. Расскажите нам о своем научном пути, о своем образовании. Что для вас и для вашей семьи значит наука? Из кого получаются лучшие политики — из «естественников» или из «гуманитариев»?

— По специальности я инженер-физик. С детства я имел склонность к точным наукам. Не было такого школьного года, чтобы я не выиграл три-четыре областных олимпиады по ряду предметов: математика, информатика, физика, химия. У меня был очень плотный календарь соревнований. Иногда приходилось выбирать между турнирами по классической борьбе и интеллектуальными чемпионатами. В семье всегда с особым пиететом относились к точному знанию. Моя мама — кандидат химических наук, автор нескольких учебников. После школы я получил приглашения от нескольких вузов, в том числе и от МГУ. Но выбрал МИФИ. По окончании первого курса был избран старостой группы. Получал призовую стипендию, приравненную к «Ленинскую стипендии» — как студент, который на протяжение нескольких лет учился без четверок.

— Думали о серьезной научной карьере?

— Да, хотелось принести пользу стране. Тогда американцы только запустили идею СОИ, началась открытая милитаризация космоса, в СССР начали искать варианты адекватного ответа. В нашем институте было принято решение сформировать научную группу из студентов, которые хорошо сдали вступительные экзамены по физике. Куратором этой группы стал ректор, Александр Всеволодович Шальнов. Так определилась моя специализация — микроэлектроника. В космосе все полупроводниковые устройства выходят из строя под воздействием жесткого излучения, я исследовал полупроводниковые структуры, добиваясь того, чтобы ухудшение параметров после облучения было минимальным.

— А где это все происходило территориально?

— У нас был свой реактор в МИФИ и в Зеленограде, где с использованием разных технологий я создавал МДП элементы, облучал их на разных наших реакторах и измерял изменения характеристик в зависимости от технологии. Таким образом шла работа над созданием электронных устройств, которые не выходят из строя в космосе под воздействием излучений. Преддипломную практику я проходил на ДМЗ-сателлите «Южмаша» в Днепропетровске. Стал первым студентом МИФИ, который сдал государственные экзамены экстерном практически на год раньше сверстников.

Всегда предпочитал работать один и даже в институтскую лабораторию приходить по ночам, чтобы никто мне не мешал.

Судьба распорядилась так, что некоторые известные представители борьбы с нынешним киевским режимом прошли одну школу. Так, например, Петр Гецко был командиром нашего студенческого стройотряда на Дальнем Востоке, а я был в нем комиссаром.

Возвращаясь к вопросу «физиков и лириков»: я на протяжение большей части своей жизни был убежден, что существует только одна (в универсальном, философском смысле) «наука» — это математика, и ее приложения; и что люди, которые «не тянут» математику, идут в гуманитарии. Но со временем мой взгляд радикально изменился. Поэтам и писателям истина иногда открывается сразу, без доказательств. Это Божий дар — видеть сразу конечный результат.

— Какой из украинских городов вы бы назвали полноценным наукоградом, аналогичным Новосибирску? Может ли на эту роль претендовать Донецк? Какие наукоемкие отрасли уцелели на территории, подконтрольной ополчению? Реально ли из них создать передовую экономику?

— Давайте я буду говорить о всей Новороссии. Это уникальное место на земле, где в одной географической зоне, на расстоянии пары сотен километров находятся одновременно месторождения угля и железнорудное сырье. Нигде в мире такого нет. Еще в царской России здесь зародился промышленный комплекс. К уникальным бонусам этой территории стоит добавить еще и удобные порты: Мариуполь, Одесса, источники электроэнергии: причем разного происхождения — и «Днепрогэс» и атомная энергетика. Здесь и Харьков как центр студенческой жизни, кузница кадров, инженерной интеллигенции. Все это вместе составляет единый хозяйственный комплекс, все это неразделимо и взаимосвязано на всех возможных уровнях. Резать Новороссию на Донбасс и на «другую территорию» немыслимо. Потому что именно здесь колыбель русской индустриализации. Сохранив Новороссию, русские сохранят способность проектировать и строить самолеты, корабли, осваивать космос. А потеряв — рискуют разучиться. Поэтому битва за Новороссию, которая сейчас идет — это сражение за будущее всего Русского мира.

Расстреливая Донбасс, украинцы борются сами с собой. До них не доходит, что без сохранения промышленного потенциала Новороссии (даже не нужно бомбить города, достаточно просто остановить заводы) Украина обратно превратится в Дикое поле — государство, способное прокормить население лишь в 15 миллионов человек.
Это как раз и входит в планы западных стратегов. Для страны садоводов и огородников бОльшее количество жителей и не нужно. Остальное население станет невостребованным, разъедется на заработки. Это парадокс, но сегодня Новороссия воюет не только за будущее Русского мира, но и за будущее украинцев, как этноса.

— Какова судьба технологического наследия СССР, оказавшегося на оккупированной территории? Кому достанутся разработки «Южмаша», «КБ Антонова»?

— Приведу очень симптоматичный пример: Первым люстрированным по закону о люстрации, который был принят под давлением партии «Свобода», оказался генеральный директор Южмаша. Вот показатель, против чего вскормлена вся оранжево-коричневая тусовка.

— Почему Коломойский отправился на Южмаш буквально сразу после своего назначения. Эта поездка ведь явно имела демонстративный характер?

— Потому что Южмаш — это символ лучших достижений Новороссии. А нацисты в первую очередь разрушают символы — и не только памятники Ленину. Они воюют против технических и социальных достижений Советской Цивилизации.

— Какова вероятность того, что опасные секреты атомной промышленности попали в руки наших геополитических противников?

— Я думаю, она очень высока.

— Какую позицию заняла украинская технократия в гражданской войне?

— Техническая интеллигенция преимущественно выступила в поддержку России, поскольку видит будущее в развитии технологий и в том, что они будут востребованы. Вообще, выбор Россия/Европа — это выбор будущего наших детей. Либо они будут инженерами сложных производств и покорителями тайги-либо официантами, менеджерами в сфере услуг, сантехниками в Польше…

— Но ведь ниша сантехников уже занята прибалтами…

— Да, европейский мир — это жесткая конкуренция: даже место рядом с унитазом надо заслужить.
Не удивительно, что в основном представители «физиков» поддержали курс на Россию, а свидомые украинские «лирики» — адепты гуманитарной архаики, заняли откровенно русофобскую позицию.

— Владимир Путин еще до начала активных боевых действий приглашал техническую элиту Украины переезжать в Россию, обещая не только востребованность, но и определенные материальные преференции. Есть здесь какая-то статистика? Поехали эксперты или нет?

— Насколько мне известно, процесс идет, специалисты едут. Я неоднократно общался на эту тему с Дмитрием Рогозиным. Но лучше бы эти специалисты пригодились у себя дома и принесли пользу Новороссии.

— Представим себе такую антиутопию: Киеву удается выстроить полноценный, а не комично-имитационный, как сейчас, фашистский режим. Установить диктатуру, мобилизовать экономику. Есть ли при таком сценарии шансы создать серьезную милитаризированную армию европейского типа? Могут ли они хотя бы частично повторить путь фашистской Германии в плане реанимации военно-промышленного комплекса?

— Нет, слава Богу, это невозможно. Они могут восстанавливать танки, которые были произведены в советское время, обслуживать самолеты, которые им будут передавать бывшие страны Варшавского договора, где-то нанимать летчиков. А вот чтобы создавать нечто новое, нужна такая развитая страна, как Советский Союз либо такая большая экономика, которая возможна, если объединить страны Таможенного союза.

— Что для вас значит идея «развития» в широком философском смысле?

— Без жизненной цели человек теряет свой человеческий облик. Мне кажется, главная цель человечества — это по настоящему, полноценно выйти в Космос. И не просто выйти, а забраться как можно дальше! Экспансия — свойство разумных существ. Даже хомячки в клетке все время пытаются выбраться наружу (улыбается). Надо быть совсем уж больным хомячком, чтобы оставаться в клетке и довольствоваться телесным комфортом. Это, как сейчас говорят, «фейк» гедонистической утопии.

— На прошедшей конференции в рамках Центра стратегического планирования при парламенте Новороссии мы обсуждали идею «научно-интеллектуального оффшора». Как вы относитесь к этой идее?

— Новороссия это новая Россия, со всеми перспективами строительства нового, лучшего, более развитого и более справедливого мира. Будем сообща работать и воевать за этот мир!

Беседовал Артем Сериков,

специально для раздела «Русская Весна — the Future»

http://rusvesna.su/future/1416225370